Статьи, эссе,
мнения представителей творческой интеллигенции, студентов Вузов Астаны о творчестве Расула Гамзатова
Поэзия Расул Гамзатова. Весь в кликах журавлей
Айгуль Кемелбаева, прозаик, литературовед, кинодраматург. Лауреат
Государственной премии «Дарын» Республики Казахстан,
лауреат
диплома первой степени Международного литературного конкурса им. Виктора Шнитке.
Поэзия Расул Гамзатова. Весь в кликах журавлей
Эссе
Мое детство прошло в
застойные советские годы, очень далеко
от города и аульный клуб был единственным
местом встречи с Прекрасным и Мечтой. Чуть ли не каждый день там показывали
новые фильмы, и я была настоящим завсегдатаем кино, так как в отличие от других
детей у меня была привилегия: они платили 10 копеек за каждый просмотр фильма, а
я ходила всегда бесплатно, так как мой родной дядя был киномехаником. Его зовут
Женис, это имя в переводе с казахского обозначает «победа» и он действительно
родился в 1945 году.
Фильмы были разные и отовсюду – советские из союзных
республик, индийские, детские, приключенские и про Великую Отечественную войну.
Из фильмов о войне, я часто вспоминаю «Летят
журавли» Григория Чухрая. Эта кинолента прославилась на весь мир юными героями, молодость
которых выпала на годы войны и они были обречены на верную погибель. Война почти уничтожила то поколение. Печально-влюбленные
глаза всех молодых вдов и вечных невест отразила актриса Татьяна Самойлова,
сыгравшая одну из главных ролей.
Особенно запомнились мне душераздирающие песни
о войне и среди них особняком стоит песня «Журавли» Яна Френкеля в великолепном
исполнении Марка Бернеса. От имени автора
текста этой песни, известного поэта Расула Гамзатова мне, тогда еще девочке
школьных лет, всегда веяло теплотой и родственностью. Я подсознательно считала Расула Гамзатова близким
человеком благодаря мусульманскому звучанию имени.
Расул – одно из имен нашего
пророка Мухаммеда, и казахских сыновей тоже изредка называют Расулом.
Мне кажется порою, что солдаты,
С
кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли
когда-то,
А
превратились в белых журавлей.
Перевод
на русский язык слов песни «Журавли» был осуществлен Наумом Гребневым и опубликован
в 1968 году в престижном журнале «Новый мир».
Как известно, в начале первые строки выглядели
чуть иначе:
Мне кажется порою, что джигиты,
С
кровавых не пришедшие полей,
В
могилах братских не были зарыты,
А
превратились в белых журавлей...
Поэт сразу начинает с
высоты, и его скорбный взгляд устремлен в вечность. Он оторван от земли, а небеса
завораживают его особым сиянием, чуть ли не магическим, божественным
откровением. Здесь поэт подобен пророку, чьи уста глаголят нам непостижимую истину
бытия. Поэтому с первых же строк читатель эту исповедь высокой души
воспринимает также скорбно-покорным и божественным видом. Тут невольно вспоминается зарождение на
заре классической литературы жанра трагедии. Этот самый поэтический и
высочайший жанр искусства предполагал катарсис, то есть очищение души через
страдания. Расула Гамзатова, поэта из далекого высокогорного аула
солнечного Дагестана, можно поставить в ряд античных авторов, таких, как Эсхил,
Эврипид, Софокл, Гомер. «Высокий муж» – так говорили про них с древности.
Золотым мостом и связующим звеном антики
и нового времени был Иоганн Вольфганг Гете, величайший поэт, внедривший понятия
«Высокий поэт» и «Всемирная литература».
И с тех пор у земных народов не часто рождались Имена достойные этого звания. Расул Гамзатов, по воле Всевышнего стал
одним из них.
Они до сей
поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому
ль так часто и печально
Мы
замолкаем, глядя в небеса?
Земля и
небо. Человек ходит по земле, совершает земные деяния, но всегда в душе надеется
на чудо, глядя
на небеса и
думая о сокровенном, космическом и
вечном. Его душа тоскует по небесам, хотя он не знает,
что скрывается там, за облаками. Возможно, человек изначально устроен таким из-за
смертной природы своей. В народных песнях тонко и образно раскрываются эти извечные
стремленья человека к небесам, вечные противостояния жизни и смерти.
Сегодня
предвечернею порою
Я вижу, как
в тумане журавли
Летят своим
определенным строем,
Как по
земле людьми они брели.
Это строки из другого стихотворения поэта.
Журавли для него стали священными понятиями. Они предвестники уходящей жизни.
Отлет перелетных птиц
происходит в круговороте вечных природных движений из-за земных притяжений.
Отлет журавлей идеально реализуется в чисто геометрических соотношениях, в
форме клина, на великолепном фоне небесных купол. На белом свете все явления
имеют математическую точность и соразмерность, и это всегда происходят по
законам красоты мирозданья.
У
Сергея Есенина в стихотворении «Нощь и
поле, и крик петухов» – «тоска»,
«печаль» – слова, почти синонимы, в поэзии обычно эти понятия странным образом
перекликаются именно с журавлями. Осенний отлет журавлей вызывает в душе русского
поэта острую боль:
Вот она, невеселая
рябь
С
журавлиной тоской сентября!
Клином летают эти красивые птицы. Как
караваны на небе, завораживают взгляды людей. И недаром из перелетных птиц лишь
журавли в душе ранимых, неврастенических, одаренных людей порождают особенные неоднозначные
чувства измерения, невыразимую боль одиночества и невыносимую утрату всего
прекрасного на земле: молодости, красоты и любви. Это и есть настоящий сплин,
депрессия.
Тему сплина, уязвимость человеческого
сознанья глубоко, метафорически-детально
раскрывает рассказ-миниатюра Бунина И.А. «Журавли».
Журавли – символ преходящего
времени в быстротечной человеческой жизни и невосполнимой утраты в пространстве миров.
«Тут уж я гоню к нему и, приближаясь,
вижу: лошадь стоит на дороге и тяжко носит боками, сургучные вожжи висят по
оглоблям, а сам седок лежит на дороге возле, лицом книзу, раскинув полы
поддевки.
– Барин! – дико кричит он в землю. – Барин! И отчаянно взмахивает руками:
– Ах, грустно-о! Ах, улетели журавли, барин!
И, мотая головой, захлебывается пьяными слезами», – эта поздняя бунинская проза в эмиграции поражает читателя поэтической мощью и неуловимой трагичностью происходящего, постижения непостижимого земного счастья. Казалось бы, что в этом такого, что улетели журавли?!
– Барин! – дико кричит он в землю. – Барин! И отчаянно взмахивает руками:
– Ах, грустно-о! Ах, улетели журавли, барин!
И, мотая головой, захлебывается пьяными слезами», – эта поздняя бунинская проза в эмиграции поражает читателя поэтической мощью и неуловимой трагичностью происходящего, постижения непостижимого земного счастья. Казалось бы, что в этом такого, что улетели журавли?!
Бунин, завершающий своим творчеством русскую классическую литературу,
невольно живя вдали от родины, хандрил по ней до самой смерти и поэтому плач по
журавлям ассоциируется у него с собственной
тоской великого писателя. В очень коротких рассказах, трех шедеврах –«Красавица»,
«Старуха» и «Журавли» – он воссоздает удивительно верно, иными образными
средствами этот плач по жизни.
По истории русской литературы известно, что
особенно осеннюю пору любили и игриво перенесли лишь немногие поэты, один из
них А.С.Пушкин в «Осени»:
Унылая пора! очей
очарованье!
Приятна мне твоя
прощальная краса.
Почти все поэты остро почувствовали некое
воздействие осени на психологическое состояние обычного человека, а утонченной
натуре влияние осенней поры было
вдвойне. Афанасий Фет в стихотворении «Тополь» пишет:
Пускай мрачней,
мрачнее дни за днями
И осени
тлетворный веет дух.
Молодой
Есенин эту тлетворность бытия воспевал с
трагической стойкостью:
Все мы, все мы в
этом мире тленны,
Тихо льется с
кленов листьев медь…
Будь же ты вовек
благословенно,
Что пришло
процвесть и умереть.
Расул
Гамзатов в «Журавлях» так высоко чтит память не только своего родного народа,
но и всего людского рода. Это небесный гимн всем павшим воинам всех
времен и народов на земле. Оно наполнено
чувством похожим на есенинское благословение, которое преображает стихотворение
в величественно-духовное.
Они летят,
свершают путь свой длинный
И
выкликают чьи-то имена.
Не потому
ли с кличем журавлиным
От века
речь аварская сходна?
Расул Гамзатов, как
он себя называет, «Горец, верный Дагестану» («Звезды») находит в журавлиных курлыканьях сходство с родной речью, отзвуки аварского
языка. Таким образом, он запечатлел очень кстати здесь имя своего народа «авар».
Как известно, в древности упоминания поэтом собственного имени своего рода
авторским правом в конце произведения – называли сфрагидой. Сфрагида на греческом
языке обозначает «печать». Печать – символ власти. В искусстве печать,
по-современному – это бренд, подразумевающий
самобытность и уникальность творения. «Владелец дум» – так оценивал и называл
себя А.С.Пушкин и это печать!
В этой философской лирике аварский поэт
воспевает нравственную силу родной земли и горных вершин Дагестана. Разве надо
большего истинному поэту, чем постижение истины и воплощения красоты духовной? Разве
не в этом самом заключается высокая цель искусства?!
Птицекрылый караван,
Ты летишь из дальних стран?
Караван поет, курлычет:
«Даге-Даге-Дагестан…».
Возвращаясь к небесному простору в
стихотворении «Птицекрылый караван», (перевод Ю. Мориц) Расул Гамзатов произносит
названия любимой страны четко и ясно.
Клин журавлиный летит над землей,
Вечной
землей моего Дагестана.
Весною шлют они привет
Цветам полей, лесов.
И ничего печальней нет,
Чем их осенний зов.
( «Журавли. У них всего две песни есть…»,
1967. Перевод Л.Дымовой). «Мне сердце
проторяет / Тропинку в Дагестан, в родной аул, / И песни гор, как эхо,
повторяет» пишет сам поэт, в душе
которого образ журавлей никогда не стирается. И он снова и снова возвращается к
излюбленной теме и как ребенок любит
самозабвенно. Кстати, он в книге «Мой Дагестан» пишет: «Но разве душа поэта не схожа с душой ребенка?».
Журавли – вечный символ круговорота в природе. У древних греков культ
умирающих и воскрешающих богов вызывали природные метаморфозы.
Звуки, издающие журавлями,
на казахский слух воспринимаются как «курау-курау», и в
старину казахи-кочевники лошадиный табун окликали таким же звуком:
«курау-курау».
«Тянулись в небе журавли, пронзительно курлыкая, ведь когда-то они учили
древнего казаха, пастуха верблюдов, водить караван». Так описала я
мировоззрение своего кочевого
народа в первом рассказе
«Конырказ». Именно с этим рассказом, я
поступила на семинар прозы в 1989 году в Московский Литературный институт имени
М.Горького. Позже известный писатель Андрей Георгиевич Битов, который вел
семинар прозы на нашем курсе, определил жанр моего рассказа магическим
реализмом.
Летит,
летит по небу клин усталый –
Мои друзья былые и родня.
И в их
строю есть промежуток малый –
Быть
может, это место для меня!
На протяжении всего стихотворения Расул
Гамзатов не сходит с небесной высоты. Казалось бы, что земная долина в этот миг
поэтического откровения кажется ему тесной.
Люди,
люди – высокие звезды,
Долететь бы мне до вас.
Так
писал он в своем четвертостишии, достойный Омару Хайяму и здесь опять четко
виден мотив космической дали, божественного простора. Но человек рождается и
умирает, и так будет вечно продолжаться. Смерть – это постижение божественного
порядка и истины. И поэт смирился с этим смыслом жизни. Поэтому голос его не
теряет нравственную мощь:
Настанет день, и журавлиной стаей
Я
полечу в такой же сизой мгле,
Из-под
небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Рефрен, мотив сей повторяется как святой стих
в священной книге мусульман: «И эти песни
журавлей / Везде, в любом краю, / Как песню о судьбе своей, / И я теперь пою».
Я путник, похожий
на вас, –
Вот только без
крыльев мятежных.
Почему-то,
с античных времен поэты метафизически связаны больше с журавлями и лебедями. Они
при смерти поют свою лебединую песню. По преданию, Ивиковы журавли – птицы свидетели убийства
певца Ивика и поневоле мстители его, так как внезапное появление на небесах
этих птиц вызвало в одном из убийце этот возглас, разоблачивший виновных. А
потом поэты не забыли воспользоваться этим образом:
Парений, слышишь?
Крик вдали,
То Ивиковы журавли.
С немецкого «Ивиковы журавли» на русский язык перевел
Жуковский В.А.
Меткие слова, крылатые выражения поистине образно
украшают человеческую речь, они буквально врезаются небесной метафорой в нашу древнюю
память, иррационально избравшей необычную красоту.
Еще с античных
времен в обиход вошло выражение,
оксюморон «Белая ворона». Его
ввел римский поэт Ювенал: «…Рок дает
царства рабам, доставляет пленным триумфы. Впрочем, счастливец такой реже белой
вороны бывает…».
Я –
белый ворон в вашей стае,
Хоть черен весь до
синевы.
Но я пытаюсь, я
летаю,
А не кружусь среди
молвы.
А что молва?
Вороной белой
Клеймит, не ведая
того,
Что лишь тогда
свободно тело
Когда душе твоей
легко…
Так
философски пишет современный казахский поэт Бахыт Каирбеков в фрагментах
дневника «Части целого».
Не
сули журавля в небе, а дай синицу в руки! Это известная простонародная
мудрость.
Иногда в наш странный век, век прагматизма и
отсутствия духовности все истинно творческие люди являются в действительности
белыми воронами, журавлями-символами, лебедями, чьи последние прощальные песни необычны. Но если искусство
будет служить человечеству вечно, то вам от них никогда не уйти!
Лейтмотив стихотворения Расула
Гамзатова – тема жизни и смерти, философского размышления о предначертанной
заранее судьбе человека в целом. Белый свет мил, жизнь прекрасна, но и смерть
красна своей вечной загадкой. Высокая печаль в стихотворении вызывает нечто
пафосное, неиссякаемую любовь ко всему живому. Вот что содержит стихотворение «Журавли»
Расула Гамзатова, обессмертившее имя поэта!
P.S. Приведу
свое незабываемое впечатление о магическом свойстве литературы. В 1993 году,
мне, студентке 4 курса Литературного института имени М.Горького,
посчастливилось познакомиться с известным албанским писателем Димитром Джувани.
Стоило мне заговорить о его соотечественнике, крупнейшем прозаике XX
века Исмаиле Кадаре и пожилой албанец пришел в неописумый восторг. Буквально
обрадовался как ребенок! Возможно, что существуют метафорические литературные
сокровищницы мира, и всякая душа подсознательно жаждет достичь этих
сокровенных, спрятанных за семью замками духовных сокровищ мира, сами не ведая
того. Душа мира сокрыта в них и Розой
мира пахнет от них. Земная природа человека не ведает об этом, но неземная,
духовная природа любит их. Это таинственно-чарующее состояние описано в
стихотворении «Ангел» 16-летнего
М.Ю.Лермонтова.
И вместо волшебной фразы
«Сезам, откройся!», как в сказке Шехеризады про Али-Бабу и сорок разбойников,
нужно произнести всего лишь имена маститых поэтов и писателей.
Потом Димитр Джувани намеренно
искал по всей Москве новый роман Исмаила Кадаре лишь для того, чтобы мне его подарить.
Так и поступил. Он мне тут же признался, что среди московских знакомых никто не
знал и не читал роман Кадаре. А когда я заговорила о нем, у него проснулось
великое чувство Родины и любовь к отечественному дыму. Гордость за родную художественную речь
возвышает человека.
Мировая литература есть тот желанный метаязык (сверхязык), знание
которого «снимает» все существующие барьеры между людьми разных континентов и
цивилизаций, пробуждая умение сострадать и любить человека. Однажды я назвала
свою статью «Искусство как молитва», осознав величайшую силу, сокрытую в
красоте искусства.
Мы всегда трепетно относимся ко всем
великим поэтам – божественному племени. И оттого поэзия бессмертна!
доктор филологических наук, профессор
Евразийского национального университета
им. Л.Н. Гумилева
Эссе о Расуле Гамзатове
Я видела Расула Гамзатова в Москве. Я была уже аспиранткой МГУ, а Шуга Нурпеисова – стажером-исследователем кафедры советской литературы. Было раннее утро. На улице Горького было еще пустынно. Шуга, дочь известного казахского прозаика Абдижамила Нурпеисова, сказала, что Абдижамил-ага приглашает нас на завтрак в гостиницу (то ли «Россия», то ли «Москва», помню, что в центре, недалеко от Красной площади и улицы Горького, но там немало знаменитых гостиниц в стиле конструктивизма, подавляющих своей монументальностью серых громад-исполинов).
Мы зашли в полупустынный холл, наше внимание привлекли сувенирные и подарочные бутики, но времени на рассматривание диковинных вещей не было, Абдижамил-ага пригласил жестом в ресторан. Зал был огромным и тоже почти пустым. Мы подошли к столику, за которым сидел седовласый, большой человек с очень печальным лицом. Видимо, он провел бессонную ночь. Они поздоровались и обнялись с Абдижамил-агой. Я его сразу узнала, это был знаменитый поэт, слава которого гремела на всю страну, автор слов знаменитой песни «Журавли», великолепно исполненной Марком Бернесом.
Расул Гамзатов был очень чем-то расстроен, печаль и даже плохо скрываемые тоска в глазах были разлиты по его лицу. Он попытался подозвать одного из официантов, сновавших бесшумно по залу, готовясь к наплыву посетителей зарождающегося дня, но Абдижамил-ага сделал предупредительный жест, добавив, что мы зашли сюда ненадолго. «Девочки позавтракают и побегут в Ленинку», - сказал он. Время стерло все подробности разговора, но я помню, что великий поэт порывался нас угостить, а Абдижамил-ага говорил, что ему нужно беречь себя, нельзя проводить бессонные ночи… Через какое-то время Расул-ага, вняв уговорам Абдижамил-ага, решил подняться к себе в номер. Мы с Шугой не смели задать ему какой-либо вопрос, поговорить с ним. Я помню, что смотрела на него во все глаза с восхищением и преклонением, наверное, во взгляде, ведь мне было 25 лет и я обожала стихи Расула Гамзатова.
Сегодня перечитывая его известные на весь Советский Союз произведения и знакомясь с его новыми стихами, написанными в последние годы, я чувствую, как вселенская печаль заполняет мое сердце, пронзившая меня в ту, памятную для меня встречу. Удивительные поэтические шедевры были созданы поэтом в последние годы жизни – «Одиночество», «Покаяние», «Посредственность», «Белые птицы в синем небе…» и другие.
Лейтмотивы его поэзии носят экзистенциальный, философский характер – человек и Бог, прошлое и настоящее, жизнь и смерть. В последние годы жизни Расул Гамзатов остается все тем же Большим, подлинным Поэтом. Он предельно откровенен, лейтмотивом проходят строчки о том, что он не безгрешен, что не все нравится ему в его жизни, что главное в бытии человека – не слава и знаменитое имя, а вечные истины – родная земля, добро, поэзия, друзья, родные, близкие по духу люди, честь. Достоинство и Любовь в самом емком и всеобъемлющем понимании этого сакрального слова.
Поразительная искренность Поэта раскрывается в его строках, где мы видим, насколько непростым было его восприятие Бога, Поэт считает, что он не может легко перестроиться и творить намаз теперь, пред вратами вечности.
Но Мои годы земные продлить.
Много в жизни наделал я лишнего —
Ничего уже не изменить.
Где те четки, что маму тревожили
И печалили вечно отца?
Столько лет пересчитано, прожито,
Все равно нет у четок конца.
Свой намаз совершаю последний я,
И ладони мои, как шатер.
Всемогущий Аллах, не стану просить я Всевышнего
на колени я
Ни пред кем не вставал до сих пор («Покаяние»)
Много в жизни наделал я лишнего —
Ничего уже не изменить.
Где те четки, что маму тревожили
И печалили вечно отца?
Столько лет пересчитано, прожито,
Все равно нет у четок конца.
Свой намаз совершаю последний я,
И ладони мои, как шатер.
Всемогущий Аллах, не стану просить я Всевышнего
на колени я
Ни пред кем не вставал до сих пор («Покаяние»)
Восприятие современной реальности также было сложным. Поэт накануне Миллиниума ощущает громадную душевную боль, он, словно кожей чувствует разрыв, впадину, разделяющую века.
Двадцатый век на финишной прямой
Еще рывок – и ленточка порвется….
А я один стою, как часовой,
Что смены караула не дождется
Мелькает, как в ускоренном кино,
Планета с миллиардным населеньем
Но я, как в поле позабытый сноп,
Совсем один под дождиком осенним («Одиночество»)
Прочитав его стихи последних лет, я поняла еще глубже истоки вселенской печали, заполонившей душу и сердце великого Поэта современности. Он тогда провел бессонную ночь и сидел, возможно, не смыкая глаз, возможно, писал стихи, а затем спустился спозаранку в ресторан гостиницы потому, что хотел избежать одиночества, возможно, искал успокоения в вине (помните, знаменитое, но по-прежнему ошибочное, определение исследователей «винная поэзия» Омар Хайяма, так как поэты-суфии воспевали не о вино и любовь к женщине, а были опьянены любовью к Богу).
Как тот изгой у жизни на краю
Устав и от забвения, и от славы,
Я в полном одиночестве стою
Не глядя ни налево, ни направо («Одиночество»)
По-настоящему великий Поэт испытывает глубокую душевную боль от несовершенства жизни, человека, он тонок и раним, а сердце его подобно кровоточащей ране. Оно пульсирует, отзываясь на каждую несправедливость, вселенское зло. Поэт видит, как изменились люди, происходит смена поколений и более всего его удручает, как и прежде посредственность, во все времена проникающая во все уголки жизни, торжествующая и убивающая подлинно прекрасное и необходимое человеку, как воздух:
Жужжит реклама, как веретено
Назойлива, хотя всегда убога.
Она успешно выжила давно
С экранов наших Пушкина и Блока («Посредственность»)
Расула Гамзатова Муза не покидала до конца дней его, поэзия его стал со временем более печальной, более мудрой. А Муза не покидала, видимо, потому что он стал еще откровеннее, честнее, он не щадил и себя, оглядываясь назад, он с сожалением, отмечает, что ничего нельзя исправить в прошлом, но как когда-то другой великий русский поэт
(« Не жалею, не зову, не плачу»),великий аварский поэт может быть спокоен пред вратами вечности – его стихи останутся с людьми, а значит людям останется самая лучшая частица его души – его Поэзия, честная, иногда, взрывная, иногда мятежная, но всегда наполненная Любовью к своей родной аварской земле, планетарная в своей любви к жизни, людям, к поэзии, такой всесильной, пробуждающей в сердцах добро, истину и нежность!
«Большое сердце»
Расул Гамзатович Гамзатов родился 8 сентября
1923 года. Его Родина – село Цада Хунзаского района Дагестана. Он сын народного
поэта Дагестана Гамзата Цадасы и сам, по прекрасной преемственности, тоже стал
народным поэтом. От отца он получил завет: «Ума палата – выше всех палат, к ней
за советом обращайся брат, и правду отличишь ты от неправды, и будешь знать кто
прав, кто виноват». Отцу он посвятил одну из лучших своих поэм «Разговор с
отцом», вышедшую уже после смерти Цадасы Гамзата. От отца перенял молодой поэт
заповедь о том, что стихи обязаны трудиться, о том, что в жизни и поэзии надо
всегда выбирать трудные дороги.
Когда читаешь Расула Гамзатова, то ощущаешь,
что ты говоришь не с одним человеком, а с целым народом. Истинная поэзия всегда
усваивала черты страны и народа, от чьего имени она говорила. Поэзия Расула
Гамзатова и река, и море, и горы, и люди, и небо над ними. И еще много разных
вещей и понятий, составляющих святои имя – Дагестан. Расул Гамзатов – аварский
поэт. Это первая ступень на его творческом пути, потому что следующее – это
поэт всего Дагестана, всей России.
«Родился я в горах, где по
ущелью
Летит река в стремительном броске,
Где песни над моею колыбелью
Мать пела на аварском языке…»
Мне очень нравится поэзия Р.Гамзатова, она
пробуждает великое чувство любви к Родине, ее народу, матери, отцу, она светлая
и чистая. Читаешь и как будто пьешь воду из прозрачного родника. Какая чистота,
непосредственность в таких ранних строках:
«Но ни разу не вспомнил я ту, что любил.
Потому что ни разу о ней не забыл…»
Возлюбленная, жена,
мать – отражены в поэзии Р.Гамзатова «Горянка», «Берегите матерей», «Целую
женские руки» и пр.
«О руки на плечах у Низами,
О руки, обнимающие Блока…»
Эти стихи настолько
волнуют, когда их читаешь, что нежность переполняет душу.
«Мне кажется тот, чья душа очерствела,
Кто детство забыл и родимую мать,
Продаст незадорого друга и дело,
Тот с легкостью Родину может продать».
Расул Гамзатов страстно любит Родину, с
безграничной любовью относится к своей матери, беспамятно влюблен в прекрасных
женщин, встречающихся на его пути. Но первая его страсть, первое чувство,
первая любовь – Дагестан.
«Мне
все народы очень нравятся,
И
трижды проклят будет тот,
Кто
вздумает, кто попытается
Чернить
какой-нибудь народ»
Трудно быть сыном
своего отца, если он знаменит, всегда грозит участь превратится в его тень.
Расул, мужая, не шел вслед за великим певцом, а продолжил его путь. В
одиннадцать лет Расул написал свои первые стихотворения. В 14 лет написал и
напечатал впервые свои стихи в аварской газете. В 1943 году вышел его первый
сборник стихов «Пламенная любовь и жгучая ненависть». Закончив учебу в
Литературном институте им. А.М.Горького в г.Москве юноша впервые познакомился с
русской культурой, и это отложило в его душе неизгладимый отпечаток. В
Литературном институте все дышало стихами, все говорило поэзией. Его друзья
поэты, стали его переводчиками. Сам он перевел на аварский язык пушкинские
стихи и поэмы, Лермонтова, Маяковского и Тихонова. Я хочу отметить, что
немаловажно в творчестве Р.Гамзатова – стихи его просто красивы!
«Я
в горы поднялся-
Чиста
и звучна,
Устало
мечтала
Свирель
чабана
О нас…»
Стихотворение Р.Гамзатова «Письмо матери» по
смыслу близко со стихотворением С.Есенина «Письмо к матери». Чувство любви
матери к сыну у Гамзатова, нежность и ласка сына к матери, забота о ней у Есенина. Как это
невероятно трогает и переполняет душу! Нежность и любовь двух родных, дорогих
сердец: матери и сына. Материнская и сыновья любовь! Чудо души! Вот как
чувствует Р.Гамзатов:
«Как
я хочу обнять тебя, обнять
Прильнуть
щекою вновь к твоим коленям,
Читать
Махмуда, сердцем отдыхать,
Бродить
опять по склонам и долинам»
«Художником имеет право называться только
тот, кто сберег в себе вечное детство» - говорил Александр Блок. Удивление,
непосредственность, гармония – таковы черты этого состояния. Все три качества
полностью присущи поэтической сущности Гамзатова. Великой любовью полно большое
сердце большого поэта.
Сердечная, мудрая, человеческая поэзия
Расула Гамзатова имеет непреходящее значение для Дагестана, всех людей доброй
воли.
Все народы мира –
братская семья для Расула Гамзатова. Подлинная человечность одухотворяет
творчество дагестанского поэта. Высшая из ценностей на земле – человек. И
поэтому заповедь мира во всем мире находит в Гамзатове своего правовестника:
«Приняв кинжал, запомни для начала;
Нет лучше ножен места для кинжала»
Расул Гамзатов народный поэт Дагестана, он
поэт народный в широком значении слова.